Ученичество и внедрение.

Склонен русский народ к переимчивости, готовности воспринять и воплотить чужое, иноземное. "Обезьянничество", как смачно сплевывая ругались почвенники и славянофилы. Откуда? Да оттуда, что, как не крути, а первые русские по сути были сборным народом. С самого начала. Великая Скифия, Сарматия, анты, склавины. Загадочные вандалы-венеды, руги... Венетско-иллирийская ветвь кельтской общности, мощнейшее иранское влияние и, собственно, славяне: западные, южные, восточные. Скандинавы и германцы. Позднее влияние угро-финских и тюркских племен. Много их - крововливаний, не меньше чем кровопусканий.

В самом-самом начале была некая общность (скорее всего профессиональная, военно-господская). И она не была принципиально обособлена по отношению к соседям, ближним и дальним. И имела чрезвычайно открытый внешний контур идентичности, мягкий и гибкий. 

Сила рвется вовне - ворота на хорошо смазанных петлях настежь. Русское всемирное любопытство. Что там у них? Знаменитая русская открытость. 

И пошел процесс собирания. Собирания знаний и умений, собирание богатств и могущества, собирание человеков и пространств. Собирание племен и языков: торговлей, мечом и словом. Иного выбора не было. Обязывало стратегическое положение. Для того чтобы прочно и уверенно стоять посреди Евразии, необходимо всех и все видеть, всех и все понимать, со всеми иметь взаимоотношения. Всех понимать.
Знание возможно только через ученичество. В ученичестве важно внимание и уважение к Другому, душевное соучастие - эмпатия, отстранение от эгоизма, частного и этнического. Вцепившись в себя невозможно подняться над собой и обозреть сверху великие просторы. Национальный навык - стремление к наднацинальности. Русская терпимость и толерантность не миф; именно благодаря этому похвальным качествам нация задолго до эпохи империи распростерлась на великих просторах Европы и Азии. 

Выйти из пределов, преодолев самого себя как ограничение. Отсюда напряженная ненависть к скучной детальности, мелочным ограничениям и банальной конкретике. 

Похоть ко Вселенной. Полет в Абсолют. Дерзкое прикосновение к мировым узлам. Глобальный таран. Для чего? Ради большей выгоды и могущества, ради вящей мудрости во языцах. Умение - сила. 

Но великое богатство может быть смертельно опасно. Все добро не на полочках, а в куче свалено. Копна всячеств.

Изыскательное  мышление. Естествоиспытательство Вселенной. В том русская сила: всех видели, всех узнали и всех победили. 
Но произошло заражение. Приняв чужие выгоды и чужую относительность стали уязвимыми.

Отравление скручивает нутро. Выворачивает наизнанку. Теперь уж ты не ты. Токсичная метаморфоза. Не чуешь себя - не осознаешь другого. Заградительство во имя самосохранения. Замок на ворота. Препона для ученичества. Глушь и темень. 
Если русский не учится, то перестает быть русским.  Этнический изоляционизм это не по-русски. Точнее, в нем нет подлинного русского торжества, русского взлета. Он проявляется во времена падения национального духа, является его отличительным знаком, позорной эмблемой. Если русский боится чужих, если опасливо огораживается от них, значит он слаб, тяжко болен. Зараженный чуждостью боится чужого. Бережет свою исчезающую самость, страстно нянчит загнивающую руку. 
Если чужое приходит и заполняет собой исконное русский окоем, то потому только, что русскость извратилась в ущерб настолько, что не может уже смело выйти вовне, богатырски погулять " по-молодецки", как то бывало в эпические времена. Закон вытеснения: если не выходишь сам, то придут к тебе. Поршень идет или вперед, или назад. Идет туда, где меньше мощи, меньше мышцы. Идет назад, на Русь. Лежит она скорбно вздыхая, в голос страдая, жестоко истерзанная в междоусобицах, и впускает вовнутрь плоти своей иноземное поганство.

Так происходит внедрение чуждого... Неуверенность, тревожная мысль: в чем же я не прав, если мне так худо? "Вона, собаки, хорошо-то живут. Может мне им уподобиться"? 
И начинается хаотичное заимствование: суетливо рывком, рывком, не смотря на обстоятельства, пренебрегая доводами рассудка и житейским опытом. Подобно финансовому банкроту, обращающемуся к мафиозному ростовщику как к последней надежде. Заползает тихонько в дела чужая тлетворная тварность. Приобретает самостоятельность. Вытесняет постепенно русскую суть. Навязывает свои цели и выгоды. Приводит постепенно во плоти тех, кто породил заразу. Приходят и другие басурмане-насельники, решившие использовать этот мощный поток чуждости, вливающийся в опустевший русский простор. Стараются они подняться на самый верх, на уровень принятия решений, стать номенклатурной и экономической  элитой. И это удается - по принципу "подобное к подобному", чужой смысл и его носители трогательно воссоединяются. Вирус прорвавшийся сквозь ослабленный национальный иммунитет. Но такое возможно только тогда, когда национальные защитные силы в упадке. Причем причиной упадка является воспринятая давным-давно инаковость, мутировавшая за долгое время и приобретшая откровенно ядовитое качество. Чужой успех оборачивается своим ущербом. И именно она, эта чуждость, сопротивляется русской открытости, желая иметь монополию на реализацию своей жизненной программы.

Внедрение против ученичества. В чем между ними разница?
В насильственности, в грубости. Впечатанный удар. Вмятина с кровоподтеками. Оттиск клейма. Внедрение происходит сверху по воле власть предержащих, силу имеющих. Оглянулся имярек (князь, царь, император, генсек, президент) и подумал, потирая шаловливые ладошки: а не принять ли, допустим, христианство с византийством, или ордынские порядки, или еще чего-нибудь там похлеще. Обманом используется русская потребность ученичества. Понимает государство, что чуждое и иноземное надобно для удержания  под контролем русской силы. Русский русского вконец не осилит, никогда, поскольку они находятся на одном уровне силы. Сначала один первенствует, затем другой.  Настоящий деспотизм существует в формате "свой - чужой" и "верх-низ", в положении вертикального принуждения. Для того, чтобы покорить русский народ, власть должна стать чуждой, и она становится таковой. Себе власть присваивает чужую силу, а в народ внедряет чужую слабость.

Грязному азиатскому государству требуются грязные азиатские подданные. Модификация низов. Мало своей швали - завезет чужую. Русский народ с трудом, но постепенно утрачивает рабское состояние, посему необходимо восполнить дефицит - завести рабов извне, и как можно больше.

Идет со стороны государства война против русского господства. Уничтожается русский элитаризм. Сносятся русские вершины. Ломается русское степенство. Не может нация существовать полноценно без актуализации своего высшего состояния. Иначе - нация недомерков.

Принимает сверху народ зловредное басурманство только находясь в омраченном умственном состоянии раздрая и сумятицы. Вызвать это состояние можно искусственно: заимствуя и внося чуждые культурные коды и их носителей, ошеломляя русское сознание и выбивая из седла русское тело. Новые инструментарий эксплуатации. Ноу-хау узды и плетки.

Сам не свой - значит не владеющий собой. Не владеющим собой владеют другие.

Ученичество же наоборот - вольно и стихийно; частными усилиями в частных целях, в конечном итоге к общему благу. Заимствования в этом случае происходят не из одного источника, а из многих одновременно. По крупицам. Круговой охват, тщательный отбор и вдумчивая адаптация. Навыки, технологии, знания и умения, имеющие утилитарную ценность.Творческое переосмысление. Повод к новым изобретениям и открытиям.

Есть и общее в ученичестве и во внедрении: первоисточниками инновации выступают только сильнейшие, победители. Те, кто тебя победил - твои учителя. Те, кто лучше, красивее и богаче живет, чем ты. Те, у кого есть большая сила и могущество, чем у тебя. Принципиально. Иначе зачем тяжкий труд преобразования?

Победил Восток - учимся у Востока, победил Запад - учимся у Запада. Перехватить направленный на тебя удар и обратить его вспять. Для этого необходимо стать самим  ударом, стать враждебной силой, направляющей его. Слияние с противником, уподобление его образу мыслей, приобщение к его энергии. Вхождение в его форму. Приобщение к его внутреннему содержанию. Учиться у учителя для того, чтобы победить учителя. Победил наконец, и узрел невиданные ранее выгоды...

Но опять разница: для кого, в чьих выгодах, и главное кто осуществляет перемены. 

Новгород Великий и Псков единственные на Руси были вне пагубного влияния иноземщины. Острова русской самости. Ловко брали только то, что можно безопасно применить к общему благу и пользе, к обогащению интеллектуальному и материальному. Открыты и защищены одновременно. Сами свои и со всем миром.

Уничтожили русскую благодать не чужие, а свои, ставшие чужими. Оборотни в горлатных шапках. Свой не опасен, даже чужой не опасен. Опасен наполовину свой, наполовину чужой.

Южная и Восточная Русь заимствуют хитромудрое, лизоблюдческое византийство. Сначала на пике мощи, затем упадок. Византийство разлагается и, науськивая одного русского на другого, приводит к междоусобным войнам. Приходят татары. За время нахождения в Орде русские княжества перенимают монгольские порядки. Москва подминает под себя всех. Укрепление могущества. Изоляционизм. Опять упадок, Смутное время. Попытка польского влияния, неудачная. Слишком желтизна укоренилась. Приходит Петр. Европеизация по азиатскиму методу: пинком и хлыстом. Онемечивание на два столетия. Гладкие немчики с глазами навыкате от административного усердия. Французики туда-сюда, шалопаи. Муть, разброд и шатание. Азиопа. Державное держимордство, на весь белый свет истошно воняющее водкой, чесноком и луком. Застенчивая либерализация - реверансами реверансами перед господином вашблагородием. Сумятица и бурление. Война. Революция улусов Советов. Опричное кромешничество. Тевтонское ордынство  вперемешку с местечковой еврейской мечтой. Чинушизм свирепый и громоздкий. Бравурное загнивание. Развал.

Волоком через камни пришли наконец к выводу, что пора уж быть самим собой, обратится к своей самости. Но возник вопрос: кто он этот я? Множество вариантов ответа. Трудно, трудно найти свое настоящее лицо под слипшимся напластованием чужеуродств. Большинство русских до сих пор искренне считают себя околослуживыми татарами. Некоторые желают быть бравой рейх-немчурой. Другие стараются влезть в сверкающие доспехи северо-атлантического небожителя или в шикарный костюм утонченного европейца. Старинная забава заимствования.

Сейчас управляют Россией следующие программы:

- Постордынство. Стоять, не пущать. Мздоимство и прямой захват.

- Жидомыслие. Вползай и хватай. Витиеватое воровство.

- Кавказское абречество. Отжимание и вымогательство.

Змей Горыныч о трех головах.

Русь как заповедная партизанщина. Но есть, есть же русскость...

Определить русскость можно только по стилю, по действию среди окружающего контекста. Взглянуть насквозь веков. Где же истинно наше? В чем наша соль? Русскость в действии, а не в состоянии, в мышце, а не в крови. Русское действие возможно только в свободе. 

Добродушное богатырство. Сметливость с лукавинкой. Не трусливое попустительство, не ленивая расхлябанность, отнюдь. Соединение трудно совместимых начал. 
Скорость и незыблемость. Воинственность и мягкость. Свирепость и сочувствие. 
Сильный русский не ненавидит чужого, поскольку совершенно уверен в своей победительности. Скучно ему ненавидеть. Любит мир с соседями, но не страшится столкновения с ними, знает: ратоборство умудряет, дает ясность ведения и широту понимания. Идет улыбаясь, ласково щурясь, по-хозяйски бесцеремонно раздвигая могучими плечами инородческое море, - великанский русский человек. Смотрит окрест, и думает: все мои, все мое, я - все во всем и во всех... Панрусизм.