Общность

Сейчас нам вкрадчиво, co слащавой покровительственной усмешкой говорят
(есть такой говорливый народец, который издавна, уж второе столетие

тому как профессионально подвизался в русских делах): вот новое ваше всё – смутный и таинственный образ общечеловечества; ни рыба, ни мясо, а неведома зверушка.

Нам говорят: вас нет (не нация, мол, а евразийский сброд-шатание неясной этиологии, с «раскосыми и жадными глазами» и проч.) и не должно быть, потому что вы плохие, гадкие, противные...

Но вот незадача, другим-то разрешено быть (ох, как им разрешено быть!). Понятно, конечно, что это, итить, белые люди, господская кость: англичане, американцы, французы и прочие шведы, которые совершенной прекрасномудрой цивилизованностью своей, с великим трудом, но таки заслужили пред сим велеречивым народцем свое право на существование.

Но, оказывается, даже бытие восхитительно диких, таких милых кровожадных чеченцев (а эти больше всех заслужили – хорошо порезвились бравы ребятушки, невинные дети природы) и смуглых басурман-пришельцев также не подвергается никакому сомнению.

Все есть, а русских нету, вот нетути и всё, не по чину, потому что не положено-с!

Почему, за что, по какой причине такая вопиющая несправедливость?

А потому, что все эти благочинные народы существует в единстве, а русские же – нет.

Да-да, любой объект в принципе, в том числе и нация, существует в своем единстве, а в разделенном объекте существует только рознь разделения. Если русские не едины, то их как бы и нет вовсе. Русских нет, а есть русское разделение. Трагическая выемка, острая линия разлома, в которой хищно, как раковая опухоль, развивается структура междоусобицы. «Бездна... безумие... бред...». Злобная муть невнятицы, кислотный хаос несбыточности. Сварливость и неуживчивость. Выгодно, выгодно для возникшей системы разделения сохранять (охранять) такое положение вещей, иметь монопольную лицензию на существование, обладать эксклюзивным правом на самость. Так прагматически используется присущий русским внутренний раздрай. Часть бежит целого и постыдно захиревает в одиночной камере.

Русский к русскому отвращения полон. В том-то и есть русский полон.

Действительно, то нескрываемое омерзение, которое испытывает каждый приличный русский человек (не трусливый холоп, не политический прощелыга, не административная сволочь) ко всяким человеческим множествам вполне объяснимо и даже оправдано: сколько раз за последние столетия был он нещадно умучен этими общностями, сколько раз был он зверски затоптан этими толпищами. Сколько страшных злодейств претерпел он на себе от социальности и коллективности, причем именно как бы русской (преимущественно, по составу участников) социальности и коллективности. Сколько мяли, ломали, мучили… И решил он твердо и мрачно в душе своей, что «русская общность» есть самая большая беда его, самая большая опасность. Чур, чур меня, настрадался уж (оказывается, да, русскость - это вид страдания, род мученичества). Но поскольку без общности жить никак нельзя, то предпочел отказался он от русскости как от определяющего качества ее. Этнический формат коммуникации был со страхом отринут. Общность общностью, а русскость русскостью. Стала русскость исключительным уделом частного человека, его отчаянным личным подвигом. Русская партизанщина, тайное подвижничество по краям, по кустам, пустырям и буеракам. Множество множеств тоскливых русских одиночеств.

Но дело, представляется, еще и в том, что русскость была изначально хищничеством, частным вольным хищничеством. Бодрое и ретивое зверство. Ловкое и резвое кромешничество. Лихое и разудалое молодечество: царь горы, каша мала. Кто смел - тот и съел. Румяные братишки с высоко засученными рукавами. Каждый сам за себя, и только время от времени за всех, тогда, когда прижмет совсем уж невмоготу вражина поганый. Общность - фиксация, фортификация ограниченности. А русские слишком вольнолюбивы по природе своей, чтобы быть постоянно зафиксированы даже ради надежных выгод спокойствия и безопасности. Главное - вольность. Вольность опасная, зело страшно свирепая. Все можно, все, без исключения, кроме поражения – победа все спишет. ( Кстати, мысль: не отсюда ли многовековая страстная мечта о Святой Руси, сердечное упование о светлом благонравии и чистом братолюбии?) При таком яром азарте ратоборчества, понятно, нет своих. Внешняя инаковость стала использоваться как крайне действенное оружие в внутренней борьбе за власть. Чуждое отчуждает, разделяет объект, отдаляет его от самого себя, приводит его в состояние «сам не свой». Сам не свой – значит чужой.

И враг понимает: русские слишком сильны, нахально сильны, чтобы быть самим собой. Нестерпимо сильны. (О, как непрошибаемы, как неуязвимы русские. Слишком прочные, слишком упорные, слишком своевольные.) Нельзя им этого никак позволить. Ведь русскостью невозможно управлять извне. Русский не может вконец одолеть русского, никогда. Сила и навыки примерно равны. Медведь супротив медведя. Правило очередности в верховенстве: сначала один побеждает, затем другой. Нарушить это правило может только болезнь. Припадок бесчинства, падучая. Болезнь – отчуждение природной силы, захват и паразитическое использование ее. Поэтому механизм подавления должен категорически отрицать русскость в русских и в себе самом, должен навязывать это состояние национальной невменяемости. Вот это директивное отрицание и разрушает русскую общность.

Свой своему не враг, а союзник в битве или соперник в борьбе за первенство. Соперник все равно свой, кровный свой, – да, можно ему невзначай подбить глаз, но нельзя хладнокровно отрезать голову. Речь же идет именно о смертельной вражде и окончательной победе в истребительной бойне за власть: выход из общности означает выход из узаконенной соревновательности; нельзя, совершенно невозможно поработить родного брата или честного соперника. Только чужих можно взять в пожизненное рабство, но никак не своих. Для этого бывший брат и былой соперник должны стать чужими; социально, культурно или даже этнически (вот, дескать, такие сякие выродки попорченные; «поскреби русского и обнаружишь татарина» и т.п.). Отчуждение – лучший метод господства.

Вся традиционная структура, изначальная матрица русского сознания совершенно не приемлет монопольную власть и, определенно, совершенно не приспособлена к имперскому господству, далека она от мелочной радости тотального надзора и подчинения. Рьяное буйство произвола, - да-да, ну как без него?.. но и воля творческая, личная свобода и духовная мощь - вот цель ее, вот средство, с помощью которого она творит себя в веках и тысячелетиях (вспомним, вспомним как пример наших великих людей). Посему, в интересах неограниченного господства, присуждено русскости было быть искалеченной посредством изощренного арсенала государственности, лучшее орудие которого – наемная чуждость, неуемная в агрессии и жадности. Плотоядно скалящийся зверинец на охранительной службе у державного держимордства.

(Существует прямая зависимость: чем больше инородцев среди кадрового состава "компетентных органов", тем больший уровень карательности и репрессивности последних, и, соответственно, наоборот, - чем меньше инородцев, тем меньше насилия; см., например, историю Опричнины или ВЧК-НКВД-ФСБ.)

Впрочем, увы, единой русской незыблемой твердыни никогда не существовало, и поиски иного чуждого могли быть рациональной, хотя и корыстной попыткой преодолеть стихийную русскую разобщенность (непредсказуемые качели: от единства к междоусобице - туда и обратно...), вызванную попыткой сковать ударами государева молота в одно целое разрозненные элементы этноса, что, в свою очередь, как следствие, привело к диаметрально противоположному действию и состоянию: центробежному эффекту и образованию мощных распорок между различными частями национального корпуса. Частицы усиленно дистанцировались друг от друга ради сохранения немногих остатков личной свободы.

Что объединяет людей, какая насущная практическая надобность сводит их волю в единое целое (мир идей пока касается не будем)? Общая выгода и общая опасность. Общность - единство в нападении и защите, равенство прав на дележ. Нет общности - нет нападения и нет защиты. Нет выгоды. Волевой импульс солидаризации идет от частного к общему, от личности к группе. Одинаковость права каждого участника группы на защиту-выгоду и создает пространство общности. Когда это право расслаивается по вертикальной плоскости - социально, и расчленяется по горизонтальной - территориально, тогда и разрушается единство национальной коммуникации. Это происходит, когда кто-то захватывает и присваивает себе исключительное право на защиту-выгоду. Этот кто-то может быть только чужим, вне зависимости, кем он был раньше - условным своим или изначально чужим - теперь уже совершенно без разницы.

Русский мир слишком обширен (разбросан, разнесен): он раздроблен не только территориально, но и сословно, культурно и конфессионально. У каждой группы свои выгоды и свои опасности. И все они стремятся захватить общее пространство и адаптировать его к своим нуждам. Идет крутая буча за монополию, полностью осуществить которую возможно только лишь с помощью государственного аппарата насилия. Цель: кнутом и пряником, не мытьем, так катанием, всеми правдами и неправдами навязать остальным группам подчинение своим выгодам, своим интересам.

Тяжелой кувалдой, с широким могучим размахом вбиваются державные скрепы в народное тело. Насильственный конструкт патриотизма.

Искусственная общность разрушает естественную. Зачем нам по-дружески сходиться друг с другом, если нас и так скрепляют крепко накрепко, причем так жестоко, так грубо? Державные скобы перебивают народные связи. Державное железо перерубает народные жилы. Разрыв естественных коммуникаций, установление противоестественных. Когда сурово наказано стоять в одной строю, очень хочется (прям нестерпимо!) разбежаться друг от друга, да как можно побыстрее и подальше… спрятаться, затаиться, чтобы никто и никогда не нашел. Звучит, проносится над среднерусской равниной протяжный жалобный вопль: «на волю, в пампасы!»...

Призывы встать в новую боевую шеренгу воспринимаются теперь с превеликой подозрительностью, и не без основания, - научены долгим мученическим опытом. Недоверие переносится уже на саму русскость как на ужасающую возможность насильственного объединения. Страх потерять личную свободу – этим, именно этим объясняется та брезгливая ненависть к «русскости» (ошибочно понимаемая как символ подавления и принуждения), которую частенько испытывают люди свободолюбивые, - и не только чужие, но даже свои, русские, что отменно знаменательно. Чужое мыслится теперь как преграда от произвола, как средство самозащиты. (Вы нам азиатчину, а мы вам американщину, йоу, йес.)
А ну как опять в единый ком будут руками вбивать, ногами вмешивать? Уж лучше не быть русским вовсе (ибо «какой пошлый предрассудок быть русским»), чем, наследуя прискорбной традиции, быть связанным одной целью, скованным одной цепью. Да и можно ли неспешно, в взаимном благорасположении и соучастии выработать правильные нормы общежития, когда вертухай ведет под конвоем зычно понукая матюгами и щедро погоняя прикладом? Крайне сомнительно. Состояние человеческого месива нисколько не способствует осознанию общих интересов, свой бы найти, отделившись, оторвавшись, наконец, от липкой приставучей массы социальности. Существование в тесном и грязном загоне отнюдь не благоприятствует развитию добрососедских отношений, наоборот, приводит к жалкой и никчемной грызне за жалкую и никчемную жизнь.

Впрочем, скажут, что русская общность существует все же. Да, но ее бытие крайне эфемерно и относительно: всполохами, вспышками, зигзагами молний: то она есть, то ее нет. Она есть в моменты высшей опасности, тогда, когда уже кажется: ну все, пришел конец государству; эх-ма, загнулся-то, благодетель наш, царь-батюшка, коней двинул. Надо, ох, как надо объединятся, братцы родимые, пока не поздно, раз не на что уж больше надеяться, не на кого больше рассчитывать! Но как только градус опасности снижается, русскость сразу же распадается – со страхом великим перед самой собой.

Почему так получается? Да потому, что русские утратили (полностью или частично) точки соприкосновения. Неверный протокол  соединения. Кого искать, чего искать? Национальная идентичность подверглась чудовищной деформации. Сплющенность, сдавленность, нестерпимая теснота обид... Давление скручивает, тяжесть искривляет. Острые края разорванных человеческих отношений терзают беспощадно – чем ближе они, тем больнее. Мало, бедственно мало среди русских гуманности, участия и доброты. Все коммуникации между людьми сведены к интерфейсу " начальник-подчиненный" и "палач и жертва". Разрушена русская человечность. Взаимное кромсание. Общая поломка. Национальная расчлененка. Искривление приводит к взаимному отчуждению частей национального организма, разорванная ткань народного бытия расходится в стороны... и вот, в распластанную новь, в образовавшиеся полости взаимного отторжения (области русского разбегания) вкрадывается постепенно внешняя чуждость. Старательно укореняется, с уютом обустраивается, вальяжно так, степенно, по-хозяйски... Азартно просачивается, активно расползается, агрессивно атакует плоть пользования – русскую плоть. Опухоль чуждости активно пожирает рыхлые подгнившие остатки русского национального тела.

Выход из этой бедовой квазиобщности возможен только в обособлении, в тщательном и принципиальном обособлении от железных оков внешнего управления, в свободе от ременных тяг и зубчатых шестеренок принуждения. Выпутаться из сетей обобщения, покинуть прокрустово ложе предопределенности.

Общее состоит из частного. Нет частного – нет общего. Изломан конкретный человек – сломано и все общество. Вместо личности и общности – частная обломовщина и всеобщий облом.

Восстановится частное – восстановится и общность. Раз уж так случилось, что сама субъектность русского бытия, его сущностная предметность была уничтожена сначала на частном уровне, на уровне отдельной личности, то и возрождена она может там же – в суверенном пространстве индивидуального. Возродится Человек - возродится и человечность, единая русская человечность. На горячей повестке дня: изъять острые государственные клинья, вбитые между нами, и выбросить их вон - на помойку истории. Вот единственная общая цель, единственно возможное средство национального сосредоточения.

Личность – субъект гражданского права, а народ (этнос, нация) – субъект исторического. Если существуют народы (а они без всякого сомнения существуют), то существует с той же долей очевидности и историческое право. Попытка низложения исторического права есть посягательство на национальность как таковую (впрочем даже и на вполне конкретную, относительно которой произведено отчуждение справедливости).

Народ – общность. Общность взаимного согласия и взаимного усиления, общность взаимодействия. Общность может быть основываться только на принципе ясности иерархии. Нация актуализируется в главенстве (и деградирует в подчинении). Закон степенства четко и строго образует нацию как структурную единицу: сверху донизу, справа налево, вширь и вглубь. Согласие целого существует только в выборности вертикали (т.е. в самостоятельном осмыслении верховных начал и в сознательном следовании им). Естественная иерархия обретается в гражданском согласии.

Ось этнического механизма, позвоночник народного тулова. Но у любого позвоночника могут быть искривления. Сколиоз нарушает единство тела, синергическую общность его частей. Государственная власть может временно искривлять национальное тело, туда-сюда, вверх-вниз, согласно лихим обстоятельствам, резко дергать, грубо вихлять им из стороны в сторону, но может быть и самим этим искривлением, быть де-факто его институциональным воплощением.

Появляется тождество «искажение = власть». Власть искажения – кривая власть.

(Каждый претендент на власть стремится получить доступ к административным рычагам механизма национального искажения.)

По существу, державная власть и зачата в этом страшном изломе, выношена в жестоких тяготах, и рождена волевым актом преодоления беды. Беда и победа – слова и понятия одного корня. [По]бедность государственности, его злосчастная про-бедственность... Триумф упадочности. Удар, вмятина… и появляется жесткий каркас защиты и компенсации. Но при этом оказывается, что самый лучший способ укрепления власти как раз и заключается в целенаправленном углублении этой болезненной вмятины. Чем больше она, тем жестче должен быть каркас.

Сначала лекарство против боли, затем боль для лекарства. Больше, больше боли - больше, больше лекарства!
Государство – центральный оператор боли.

Заботливо защищается (и консервируется) вся область искривленного пространства, все патологические извивы и переплетения национальной плоти. Государство – строго охраняемый заповедник национальной патологии. Чем больше, чем сильнее народная боль, тем ловчее, тем сподручнее вождизм. Поэтому так старательно растравливается опухоль национального бедствия. Стальная узда, продетая в рваные ноздри.

Противоестественность, болезнь является самым эффективным средством несвободы. Разъятие, раздробление, коверканье.

Натиск ущербности. Таран чуждости.

Искажение – область изъятия. Искривление – поле инаковости. Властная инаковость, укоренная в лакунах национальной ущербности, упорно сопротивляется органическому единству народа. Тяжкое иго несообразности. Власть – средство отчуждения народного блага. Стоит ли удивляться тому, что это средство отчуждения рано или поздно переходит к чужим? Правило притяжения: подобное к подобному.

Мировой закон со всей настоятельной силой утвердительности гласит:
«Жестокое усиление государственной власти всегда приводит к увеличению представительства в ней этнически чуждых элементов, и наоборот – присутствие инородческого компонента всегда приводит к ужесточению власти».* Быстро ли, завоеванием, медленно ли, проникновением, но каверзная метаморфоза происходит обязательно.

(Стоит дополнительно обратить внимание на такое сверхважное обстоятельство: в мировой истории все без исключения великие перемещения народов по земной и водной поверхности всегда (!) приводили к великому кровопролитию. Любая достаточно значительная миграция населения всенепременно порождает насилие и кровь. Столкновений не избежать. Государство - суровый нагнетатель мобильной активности человеческой популяции, и оно поэтому же - средство насилия, оружие кровопролития.)

Очень трудно справиться с теми, кто сам свой и находится на своем месте. Так пусть побежденные будут примерно как мы, жалким подобием, думают победители, но в самом деле, конечно, не будут нами, господами. Не ровня. Ни то, ни сё, серединка на половинку, бурая никчемная холопья масса. Но совершенное разделение невыгодно. Сегрегация потенциально опасна. Завоеватели величественно и демонстративно перенимают некие символические ценности завоеванных. Обряд имитации. Насильственное единение: должны же быть какие-то человеческие коммуникации между барином и холопом – хотя бы лингвистические – как иначе отдавать приказания? Логика господствующих классов: мы, господа, на самом деле – сами свои, сильны в своей свойственности, они, рабы, сами не свои, слабы в своей отчужденности самим себе и нам. Но поскольку единство (как инструментальное качество) для власти жизненно необходимо, то конструируется искусственная общность и насильственно утверждается сверху вниз.

Искусственная общность жадно ищет свое определение, алчет свою самость. И находит. Сначала в презумпции территориальности («наш удел, наша страна, наша держава самая великая!»), затем в религиозности и, наконец, в государственничестве, – таковы исторические этапы. Образы принадлежности, символы идентификации менялись в течении веков: кто ты, чей ты, кому, чему принадлежишь, своему роду ли русскому, а может быть, ты просто-напросто обыватель, насельник надела своего, отечества своего, али ты христианин, прихожанин Церкви Христовой... Но в итоге ты оказываешься всего лишь холопом, одним из скопища подневольных государевых людишек, и не более...

На первое место торжественно подбоченясь вышло Государство. Возникла величественная система гешефт-патриотизма. По-господски попирает она территориальность, по-хозяйски подчиняет религиозность. Самый страшный враг же ее – русскость. Как ядовитая ртуть она: жгуче опасная, неуловимая, непредсказуемая – не сжать, не удержать ее; хочет утечь, жаждет испариться… только можно попытаться захоронить ее, забросать грудой гнилого мусора.

Русскость сама по себе (но не в себе), обездоленная и одинокая, беспризорная и неприкаянная; пробирается по болотам, бродит по полям, укрывается в лесах, но смотрит сумрачно исподлобья и наверняка-то уж держит за голенищем сапога нож вострый наточенный. У русскости два своевольных, но стратегически важных союзника: уже упомянутые территориальность и религиозность. Русскость сможет победить только сама став общностью, вытеснив (вытолкнув взашей!) из нее государство.

Русскость отрицается для господства над ней. Чтобы ее подавить надо подвергнуть ее игу сомнения. Русскость в ответ, ради спасения своего, должна повергнуть жестокому сомнению любую власть и всех претендентов на нее.

_____________________________________________

*Мировая история веской тому порукой; множество, великое множество примеров.
Из российской истории, навскидку: привлечение князьями Южной и Юго-Восточной Руси на военную службу наемников из тюркских племен, т.н. черных клобуков, вызвало чрезвычайное ужесточение междоусобицы, что, в свою очередь, привело к катастрофическому последствию – поражению от Батыевой рати и, в чем главный ущерб, к трехсотлетнему игу Золотой Орды. Далее... милостивое приглашение татарских мурз на государеву службу московскими царями (особенно Иваном Грозным) сопровождалось уничтожением былых свобод, масштабными репрессиями против традиционной русской элиты, столбового боярства, и усугублением податных тягот для городского населения и началом закабаления сельского. Действия новой инонациональной элиты способствовало ослаблению страны, которое привело к Смутному времени и польско-шведской интервенции. При Петре Первом и Екатерине Великой ухудшение участи крепостного крестьянства происходило параллельно с массовым участием в государственной администрации выходцев из европейских стран, вместе с «немецким засильем», которое в веке 19-м тайно покровительствовало революционным выходцам из еврейским местечков. Про деяния межплеменного сброда во времена Советского Союза нет нужды особо распространяться, предельно ясно, к чему привело их власть и влияние. К русскому геноциду и ВОВ. Десятки миллионов русских жизней.
Такие процессы происходят и у нас на глазах. В России – плавное, но верное закручивание гаек путинским режимом идет рука об руку с обвальным наплывом инородцев. И в Соединенных Штатах и Европе, среди населения которых за последнее время резко увеличилось количество носителей архаичных культур - мигрантов и их потомков из стран Африки, Азии и Латинской Америки, «простых» людей, не отягощенных излишней культурной рефлексией, людей, в цивилизационном смысле вполне диковатых, откровенно чуждых европейским и "североатлантическим ценностям". Что, в свою очередь, медленно - постепенно, через передаточные механизмы выборной системы и привело к идеологическому упрощению, интеллектуальному примитивизму системы - левому и имперскому крену в государственной политике.

Юдомыслие

Неистребимое впечатление, что все таки таки упирается в наших дражайших гг. евреев. Здесь и там. Постоянно, до изнеможения уж, до усталости. Вечный вопрос, замусоленный до жирного блеска. Проникновенные люди, преткновенные...

Евреи создали современную цивилизацию. В ее глубоком подполе, в темном и загадочном ее основании медленно бурлит пузырится еврейский смысл, тягучий и липкий как смола. Кверху тянется, по капиллярным системам просачивается нежная заботливая еврейская Мысль.

Ветхозаветная культура (Тора и Талмуд) – базис. Христианство (и постхристианство), Ислам, основные секулярные доктрины современного Запада – надстройка.

Человечество издавна предпринимало попытки выйти из всепроникающего влияния семитского семантического поля. Но все эти поползновения были чрезвычайно далеки от успешности: противоборство с еврейским смыслом есть неотъемлемое свойство самого еврейского смысла. Борьба с ним лишь придает ему дополнительную силу.
Внутренняя война как средство укрепления. Враждебное нападение извне как самый действенный способ внешней экспансии. Национальный парадокс: утверждение через противоборство.
Исраэль боролся в кустах не только с Богом, но и с самим собой. Израильской хромотой мир хромает уже второе тысячелетие. Вся напряженность конфликтов с еврейским народом (антисемитизм) объясняются именно этим.

Тысячелетия яростного борения. Сначала плоть против плоти, затем смысл против смысла.

Еврейское спасение против еврейской пагубы. Мир сначала стал свидетелем этой схватки, а затем и самым деятельным участником.

Занимательно проследить генезис еврейской мысли.

Семиты были первопроходцами частной наживы, первыми индивидуалистами в истории. Финикийцы и евреи. Они первыми провозгласили верховное и абсолютное торжество Золотого Тельца. Высвободители Выгоды. Неистовые ниспровергатели  догм. Хлопотливые ловкачи с озорными маслянистыми глазами.
О, прибыль, только  ты, только ты божественно прекрасна!

Собрание людей смелых, смышленых, решительных, и не отягощенных лишними предрассудками.

Нет ограничений. Ничего нет святого. Никакого занудства. Нет ни родины, ни флага, нет ни бога, ни совести, ничего нет, кроме этих волнующе прекрасных желтых монеток. Ликование лихвы. Отброшены бесполезные игрушки абстракций ради наглядной и осязаемой выгоды.

Первая рациональная нация человечества.

Все развязано, ничто не скрепляет. Каждый сам по себе добычествует как может. Кто во что горазд.

Пока другие народы и племена водили хороводы вокруг глупых и бессловесных истуканов (бог, религия, семья, род и племя, государь-государство и проч. и проч.) они занялись настоящим делом и преуспели в нем. И дело преуспело в них. Слишком преуспело. Хищность обратилась вспять, вовнутрь утробы хищника и начала пожирать ее изнутри. Рак. Кровные родственники губят друг друга, обманывают и продают в рабство...

Финикийцы сошли с арены истории, поскольку не смогли полностью отказаться от архаичных форм национального самоопределения. Погубила двойственность. Нельзя быть одновременно старым и новым, зависимым и свободным. Поспешили уподобиться соседям в надменном могуществе. Возвысились, восторжествовали. Стали великанами. Распростерли жадные крылья. Возгордились. Утратили живость и легкость, гибкость и ловкость. Забронзовел Ваал. И упал с грохотом. И разбился, разлетелся на мелкие кусочки.

В целом можно утверждать, что финикийцы в исторической перспективе были более творчески одаренный народ, чем евреи. Богатая и изощренная культура и наука, обширные торговые и финансовые связи с центрами античной цивилизации, морские экспедиции и военные походы, богатые колонии; все это и многое другое однозначно превосходит куцые достижения потомков Авраама эпохи античности. Влияние финикийцев на европейскую культуру обширно и многообразно: алфавит, изящное искусство, купеческая культура и ростовой капитал, прикладные ремесла, городская и общественная инфраструктура, морское дело... Они, по сути, в цивилизационном плане были первыми европейцами. Европа - финикийское имя.

Впрочем, нет, не так… Дело даже не в одаренности или ее отсутствии. Дело в намерении: евреи в те далекие времена не ставили перед собой творческих задач. Совершенно. У них были другая забава. Они занимались разрушением. Мировой процесс: сокрушение и строительство. Финикийцы создавали. Евреи сокрушали. 

Древний Египет – колыбель еврейского народа. Он не был удобным пространством для свободного творчества свободных людей, конечно же. Жесткая инертная структура государственности мешает свободному движению. Нагромождение ритуала и гнет церемониала гасит творческие импульсы. Глухой саркофаг с затхлым воздухом внутри. Выбор: подчинение или восстание, рабство или свобода. Для свободных людей единственный выход в разрушении. Силы неравные, да, но можно использовать внутренние противоречия, структурные разломы и центробежные силы самой системы. Происходит постепенная фрагментация системы и утилизация ее элементов. Частному хищнику удобна такая плотная концентрация материальных ресурсов как «великая держава». Громадный массив вещества. Великие хищники создают великие державы. Автоматически пополняемая кормовая база. Но проходят времена и мельчают владычествующие. Уже другие хищники разрывают и поедают жертвенную плоть государства. В великодержавности, да, есть великая жертвенность.

"Египет" - вечный архетип державности. Монолитность. Неподвижность. Тяжесть. Величественная архаика. "Евреи" - имя нарицательное, данное первому народу-модернисту.
Архаика разрушается модернистами. Всегда.

Египет - тренировочный комплекс.

Египет - Мишень. Египет - Добыча.
Полигон Великой Сытости.

Египет (монолитность, неподвижность и тяжесть) боится и ненавидит евреев, своих дерзких победителей, своих страстных юзеров. Египет тяжко болен евреями.

Но без Египта нет евреев. Еврейское счастье живет только в Египте. Еврейство рождено для победы над Египтом. Нет Египта - нет и победы.

Архаичный Египет, множащийся в веках - навязчивая репрезентация евреев, национальная мифологема. Но мстительный Голем с патологическим упорством жаждет убить Франкенштейна. Евреям угрожает Египет, но они боятся его окончательного краха и исчезновения. Конец национальной реальности. Пустота.

Еврейство теряет весь свой смысл на открытом свободном пространстве. Еврейство блуждает в пустыне. Ходит, бродит неприкаянно, не знает куда приткнуться.

У евреев получилось (и еще много раз получится); они смогли добыть великие богатства и великую власть в Египте. Временно. 

Евреи использовали слабости египтян, их тщеславное суеверие, их верноподданнический страх, их неискушенную алчность. На уровне материальном (иерархия государственной власти) контроль был полный. Оппозиции возникла со стороны иерархии духовной, со стороны влиятельнейшей касты жрецов. Жрецы свергли власть евреев и изгнали затейников за пределы страны Кеми.

Материальное разделяет, а духовное соединяет. Под обобщающим понятием «духовное» следует понимать знаковый строй культурных и этических норм, моральных установок и религиозных догм общества. (Официальные религиозные структуры могут иметь или не иметь к духовному миру этноса прямое и непосредственное отношение.) Смысл в материальном мире можно выразить только в символах. Логос образуется знаками. Символический ряд (семантический обряд), этот программный код культуры, собирает в одно целое разрозненные объекты материального мира. Государство (как и любую общность) во плоти создает идеальная модель. Мыслимое благо обретает форму. Могущество абстракции: от образа к изделию. Дух создает плоть. Мысль управляет веществом. Замысел управляет собственностью.

Власть  - это способность изменять старый знаковый строй или создавать новый, что приводит к трансформации материальной сферы. Дробление знакового строя вызывает дробление собственности. Процесс насильственной символической трансформации получил впоследствии название "идеология".

Власть - ремесло символической проекции. Смысловая трансляция.

Рукотворная майя, сотворенная иллюзия. Разрушить старую иллюзию и создать новую - вот единственный метод захвата власти и собственности. Под цветастым узорчатым пологом иллюзиона вершатся реальные дела. Идеология - лучшее прикрытие.

Еврейские хлопотливые хлопцы и державная власть имеет общий мотив: захватом, дележом и присвоением. Между ними только одно отличие: евреи это делают намного лучше. Тоньше. Разница в опыте, разница в методе. Медоточивая ласка подчиняет жесткую директивность. Исподволь тихой сапой берутся неприступные крепости. Софт управляет хардом. Жидкая стихия точит грубый камень. Вода просачивается повсюду, - нет ей преград. Динамика сильнее статичности.

Личность сильнее государства и свобода сильнее тирании. Евреи взяли на вооружение это вечный мировой принцип. И в корыстных целях извратили его полностью, всеми силами утверждая государственность как поддатливый объект пользования.

Евреи – гении материализма, профессионалы разделения, виртуозы расчленения. Государство на их фоне жалкий дилетант. Неудивительно, что при главенствующей роли государства (и, следовательно, при главенствующей тенденции разделения) евреи всегда оказываются у кормил власти. Они захватывают насущную актуальность - актуальность разделения. Туземная власть не выдерживает интеллектуальной конкуренции и подчиняется. Временно, но подчиняется. Государственники не любят евреев по одной простой причине: те куда более умелые в захвате и эксплуатации ресурсов. (Основной ресурс "Египта" не имущество, а рабство. Нереализованность, сжатость, ограниченность. Общая глупость верхов и низов, неспособная рационально управлять материальными ресурсами. Вот, вот дивная красота-то! Чванливый тупица на мешках с золотом. Еврейство исподтишка захватывает контроль над рабством (глупостью) и извлекает его ресурсы (мешки с золотом). "Я вас куплю и продам, и еще раз куплю и еще раз продам").

Избыток свободы всегда стремится к своей реализации, стремится туда, где обнаруживается недостаток воли-вольности. Мировая история свидетельствует об этом, свидетельствует об агрессии свободы и несвободы. Свобода нападает, несвобода защищается.

У местных (властей и оппозиции) важнейшая задача - устоять перед таким агрессивным напором, сгрудить копной вокруг себя всю собственность и удержать ее. Возникает смертельное соперничество, беспощадная конкурентная война, в которой евреи рано или поздно проигрывают, поскольку против них наконец выступают еще один враг, самый главный – духовная сила нации.

Евреем бессильны против настоящей (а не фиктивной) духовной иерархии. Если пришлые ушлые умники-затейники заняли высшие позиции во власти, значит, духовные силы народа были угнетены и ослаблены. Влиятельность евреев свидетельствует об уровне духовности. Чем больше одного, тем меньше другого.
Только духовный щит может защитить от материального произвола. Невозможно коррумпировать настоящую веру. Понятен источник того нескрываемого отвращения (о, эти сложные гримасы!), которое испытывает еврейское обывательское большинство и его деятельная верхушка к живой духовной традиции туземцев, настойчиво противопоставляя им некие отвлеченные, чуждые, на облацех написанные "общечеловеческие" ценности (в соответствующей идеологической интерпретации: пестрый дайджест, вульгарная микс-болтунья из разнородных кусочков). Формы, из которых вынули ценное содержание. Лакированный футляр вместо заботливо изъятой драгоценности. Символический декор. 

Против настоящих духовных начал (упомянутые "глупые и бессловесные истуканы") и идет война. Гордое и презрительное отрицание их (в себе и других) есть центральное определяющее свойство еврейского народа, его modus vivendi.

Бездушие может царствовать только в бездушном пространстве. Но Египет, этот угрюмый колосс, не может существовать без души. Да, он несправедлив, да, он жесток, да, он частенько глуп и бездарен. Но без души он умирает. Еврейство, ради пошлой радости пощупать тугую мошну, стремится разъять на атомы эту единую душу. 

Евреи рубят сук, на котором сидят. Лихо рубят и лихо падают. Не могут не рубить, не могут не падать, иначе они не они. С одной стороны им жизненно необходима державность, с другой стороны они вынуждены ее разрушать, вынуждены своими способностями, своими умениями. Национальный промысел. Собрать в одном месте в одну кучу все сокровища, для того, чтобы затем было сподручнее растащить их по углам, по сусекам. Власть, конечно, поначалу всецело за, когда пришлые спецы аккуратно и планомерно стягивают национальное имущество в административный центр. Для того и выдали им полный карт бланш: мол, пусть обезьянки потаскают орешки из костра. Но когда оказывается что богатства непонятным образом расходятся в разные стороны, таинственным образом просачиваются сквозь невидимые щели, а в итоге оказываются совсем-совсем не там, где им надлежит быть - в рундуках благочинных вельмож, а у этих милых услужливых людей, то происходит непримиримый конфликт.

Физический террор против евреев (как крайняя мера страха и отчаяния) свидетельствует об совершенном отсутствие у их противников духовных сил и возможностей. Материалисты борются против материалистов палаческими средствами. Поскольку духовная традиция была нарушена, болезное еврейство опять, как кур во щи, попадает прямиком в опытные жилистые руки палачей. Они своими усилиями уничтожали то, что их могло защитить.

Да, евреи - цари наживы. Того рода наживы, которая не пахнет, которая любит таиться в узких сомнительных обстоятельствах. Земное золото скапливается в глубоких разломах: геологических и цивилизационным, таится в сумрачных смердящих канализационных коллекторах  расщелинах человеческого бытия. Бывает часто  так, что в мутных водах плещется богатая добыча, а на дне гнилостной клоаки зарыт золотой клад. Двусмысленность и сомнительность имеют высшую доходность.

Евреи претендуют управлять тем, что породили - царством Мамоны. Они имеют на это неотъемлемое авторское право. Антисемитов можно назвать повстанцами или мятежниками, вознамерившимися сбросить царское иго.

Закон Моисея спасал евреев от их самих, от их алчности, их хищности, их разобщенности. Духовное сосредоточение против материального разобщения. Евреи первыми заболели моровой язвой и первыми стали искать лекарство от нее, и нашли его в идее единого Бога-Саваофа, Избавителя и Защитника. Вся дальнейшая духовная история еврейского народа, представленная в Книге, была опытом спасения от национальной беды национального успеха. И этот опыт оказался нужен всему человечеству, когда оно пошло по еврейскому пути, по пути материального развития.
Яд и антидот. Еврейский яд и еврейское противоядие.

Ветхий Завет был слишком противоречив. Закон воссоздал в матрице пресловутый "Египет". Сначала в букве - талмудизм, затем в деле - Иудея, Царство Израилево. Иудейская государственность во всю свою извивистую историю безуспешно пыталась воспроизвести незыблемую архитектонику египетской державности. Давид и Соломон как идеальные фараоны.
Роскошь и величие. Тотальная регламентация. Все в тугих пеленах связаны. Теснота золоченого благолепия.

Евреи постоянно сбегали из Моисеева Закона как из египетского плена. Вприпрыжку на вольные пастбища язычества. Песни и пляски с медным кимвалом звучащим. Поближе к злачным капищам и веселым торжищам. Но попадали в плен. Опять в плен и поругание "Египта" (от Вавилонского царства, Ассирии, Персии, Римской Империи до Российской Империи, Советского Союза и Третьего Рейха). Затем, побитые и ограбленные, возвращались с великим плачем и стенанием в Иерусалим под сень закона защиты.

Наконец успокоились, угомонились на краткое время создав иллюзию праведности. Фарисейство лукавое. На беду свою торжественно напялили плащ спасения. Беда поглотила спасение, и убила его.

И назрела и распростерлась горячая опухоль беды. Смерть на пороге... Весь мировой "Египет" ополчился против еврейства.

 И пришел Иисус Христос, совершенный антиеврей. Агнец искупления.

(Да, агнец - это не еврей, и еврей - не агнец...)
Заклали без жертвования.

Кстати, не случайно первыми  христианство во спасение приняли нации торговые и ростовщические – греки и армяне, понимающие толк в искуплении и расплате.

Евангелие было настолько сильным лекарством, что казалось, вот, уже почти полностью уничтожается еврейская болезнь. Но нет... Тотальная экстерминация иудейского смысла оказалось его продолжением.

Всемирный ангажемент. Выход с аншлагом, но без криков "бис".

Так и стал раскручиваться маховик человеческой истории между двумя силовыми полюсами, между двумя крайностями: утверждение еврейственности и отрицанием его.

В явном противодействии еврейскому смыслу есть тайный еврейский мотив. Двуликий Янус.
Знаменитое еврейское самоненавистничество есть самое мощное средство национальной актуализации. Все, кто ненавидит еврейство, тем самым защищают и возвеличивают его. Тайный еврей ненавидит явного. Меж ними соперничество за великий куш. Но образец побеждает свое бледное подобие.

Борющейся с евреем за еврейские ценности уподобляется и подчиняется тому и другому.

Взыскивают ревниво евреи нелюбовь к себе, трепетно лелеют ее, нежно пестуют. Поднять крик о грабят, убивают и вообще косо смотрят - самое сладкое дело. Ненависть врага это его зависимость. Констатация значимости. Подтверждение могущества. Средство предварительного оправдания, средство упреждающего обвинения. Ненависть врага развязывает против него руки. Сулит свободу действия.

"Ах, вы так?" значит "Мне можно все". Борющийся с евреем проигрывает ему, ибо только глупец воюет против его. Искусственно вызвать вражду глупца - лучший способ одержать над ним победу и отнять у него материальные ресурсы.

Мировая история:
Две противостоящие друг другу традиции: хищная личность и хищная державность. Они борются друг с другом. На крайних полюсах находятся "еврейство" и пресловутый "Египет". "Еврейство" - это гипертрофированный индивидуализм, а "Египет" - до чрезвычайности развитая державность. Но дело в том, что современный "Египет", по своей тайной сути, есть классический продукт еврейской инвестиции. Государство - ресурс, раздуваемый искусственно, как биржевой мыльный пузырь. Враги евреев - те, кто хотят перехватить контроль над этим ресурсом (пузырем) и управлять им (надувать его) самостоятельно.

Главная еврейская мечта - осуществление Еврейского Египта на Земле. Но это невозможно: Египет может быть только египетским. Спор субъекта и объекта принципиально неразрешим. Нельзя быть евреем и египтянином одновременно. Отчуждение происходит рано или поздно.

Неутолимая мечта... Отсюда все красочные еврейские миражи о Земле Обетованной, сказочном Сионе молока и мёда.

Смысловые образы отделились как вирусы от своих носителей и обрели самостоятельную жизнь. Уже другие нации прониклись иудейским смыслом. И той, и другой его полярностью.

Христианство (бегство в пустыню к облачным столпам и манне небесной).

Ислам (кровавое завоевание Ханаана).

Протестантская Реформация (освобождение индивидуума и его собственности).
Абсолютизм и классицизм (суровая регламентация)

Светский гуманизм (человек я, а не раб подневольный).

Рационализм Нового Времени (ну, где же, где же, ты, моя выгода?).

Социализм и национализм (всем по миске с чечевичной похлебкой. но только своим).

Марксизм и фрейдизм (мечта о вечной сладкой халяве: ой, как всего хочется! и всех!).
КАТАСТРОФА.

Земля Обетованная (молоко и мед).
Арабские войны (филистимляне разбушевались).
Битва  Империи Добра и Империи Зла (Давид и Голиаф)

Либерализм и консерватизм (свободен аль спокоен?).
Глобализация и традиционализм (разброд и шатание: куда дальше двигаться, вширь или вглубь?).

---- Фрустрация---- ( иудейская печаль моя)

Евреи - исследовательская нация человечества. Лаборанты Цивилизации. В этом феномен еврейского интеллектуализма. (Наука и коммерция смыкаются на высшем уровне своего развития). Евреи - ученые, в полевых условиях коммерциализирующие актуальность. Естествоиспытатели выгоды. Но они, естественно, как и любые ученые, опыты и эксперименты свои предпочитают проводить не над собой, а над другими... Обобщенный "Египет" чувствует себя объектом на испытательном стенде.

Каждая великая нация тяготеет к экспансии, к внушительному торжеству могущества. Неограниченный императив национальной воли преобразуется в империализм. Так говорит история. Не исключение и евреи. Экспансия всегда направлена вовне, ее цель другие нации и территории. Еврейский захват после хронических военных неудач эпохи античности происходит на другом уровне и иными средствами. На уровне самом важном, средствами самыми сильными...

Идеи и личности - вот поле действия. Внедрение во властное мышление. Быть возле клиента: участливо советовать, тонко намекать, мягко запугивать. Не самому за вожжи дергать, нет (чревато кровавыми мозолями), а нежно нашептывать на ухо вознице. Управляющий мозговыми и информационными центрами, управляет материальными и финансовыми ресурсами. Управляющий начальником, управляет и подчиненными. Опосредованный контроль над частными и государственными медиа-структурами, учебными заведениями и исследовательскими центрами дает возможность прямого влияния на формирование общественного мнения в национальном и мировом масштабе. Власть над символическим иллюзионом со временем приводит к власти над реальностью. Контроль сверху (над государственной администрацией) и контроль снизу (над общественным мнением) смыкается подобно клешне.

Для того, что бы избавиться от назойливого вмешательства еврейства, надо, наконец, избавиться от его жизненной цели, от тучного и злачного Египта. Пока мы будем существовать прилепившись к грубой материальной архаике, нас будут непрерывно тревожить евреи, это их жизненное ремесло. (Именно узколобая архаика склонна к антисемитизму: таково ее средство самозащиты.)

Так что же такое архаика?

Это материальные явления (разобщающие по своей природе), на которые были искусственно перенесены объединяющие свойства духовного мира. Знаки-скрепы, созданные специально для сохранения и приумножения имущества. Такое вот средство борьбы с угасанием и упадком. Но вместо торжества истины, вместо лучезарной гармонии, вместо сохранения и приумножения жизненных благ возникло институциональная рознь между разнородными стихиями. В духовном возникло разобщение (нетерпимость), в материальном возобладало объединение (монополизм). И то и другое совершенно противоестественно. И то и другое стало принимать совершенно патологические формы. Возникла система зла, система несвободы. Возникла государственность.

Евреи, уничтожая духовные ценности, скрепляющие ценности материальные, вызывают цепную реакцию расщепления института собственности. Идеалистическая конструкция государства рушится. Символическая цепь разбивается на отдельные звенья. Что было и есть целью. Звенья затем перебирается  и скрепляются  в нужной конфигурации заново, и вот уж новая цепь, искусственная... Фарисейство.
Еврейство, этот спецназ чистогана, всегда целится в противоестественные отношения власти и собственности, и разрушает их (на время, пока не установились новые необходимые связи). Собственность отторгается, власть расшатывается и приходит в катастрофическое состояние.

Монопольная власть равна монопольному обладанию. Нет монополии - нет власти, старой власти. Но зато уже есть власть новая, обладающая старой собственностью.

Евреи и монополизм нацелены друг на друга: соучастники и соперники.

Именно монополизм (государственный ли, частный ли, без разницы) прям таки как магнит притягивает хитромудрое еврейское озорство.

Евреи фрагментируют одиозные монополии человечества. Изнутри выедают их подчистую. Можно было бы сказать им за это спасибо, если бы этот процесс не сопровождался столь великими жертвами. Они не знают меры ни в чем. Тотальная фрагментация окружающей среды: навык и беда. Тем и объясняется очевидная неуспешность евреев в собственных государственных делах. 

Национальная мечта, национальный навык, национальная сила, национальная беда бедных бедных сынов израилев.

Древний и изощренный народ. Народ, угадавший нечто в вечном. Народ, выловивший из океана Мирового Хаоса волшебную золотую рыбку.
Народ, с удивлением и скорбью взирающий на разбитое корыто... в который уж раз.

Еврейская судьба - разбитое корыто. Вечная судьба - вечное корыто.

Все очень умно, тонко и умело, но все очень невпопад. Ловкость впросак. Со страстью нажили и с великим воплем потеряли.
Раз за разом.

Источник власти

Темпоральность смерти (по Бодрийяру) означает качественное отличие между двумя видами смерти: быстрой и медленной.  Быстрая, она же свободная смерть: подвиг гражданского долга и военной доблести, бретерство и дуэлянтство, выходки безрассудной дерзости, честолюбивое самоубийство и т.д. всегда была тщательно охраняемой привилегией господствующих сословий. Эта гордый и величественный вызов смерти на поединок, этот бросок самоотречения и есть то магическое средство, которым добывается власть.
.
Господство вознесения - Сам Господь стал Богом «смертью смерть поправ».

Имеется в виду не мертвенность, отнюдь, что есть шокирующий знак тупика, не более. Зловещее пугало на огороде конвенциальности - бойся, бойся, холоп, не приближайся!. Это состояние мертвенности (падали!) наглядно символизирует собой лишь вполне тривиальную остановку жизнедеятельности, биологический фатум. И, стало быть, имеет самое прямое отношение к жизни, к ее жалкому фиаско, а не к смерти. Горький винный осадок в опорожненной амфоре. Символ слабости и уязвимости жизни (именно это печалит и ужасает, даже не сам факт небытия).
"Из праха в прах". Так рушится идея вещественной самодостаточности - фундаментальная идея жизни. Крушение мифа об абсолютности бытия и рождает скорбь.

Подразумевается самое активное и деятельное участие в могущественнейшем принципе нашего мира, в метафизическом принципе смерти.
Так что же такое «смерть»?
Прямая противоположность жизни. Оппозиция мира сущего. Противоупор самости. Антиэго.
Смерть - естественный ограничитель личного "Я", стремящегося к бесконечному расширению. Ограничение ограниченного личного "Я" открывает дверь в бесконечность, ведет в Абсолют. Власть - вульгарная вариация на тему Абсолюта, более-менее удачная его подделка.

Жизнь - присутствие, смерть – отсутствие.

Образно говоря, знаменитому живому коту Шредингера здесь противопоставлен не мертвый кот, а совершенное его отсутствие. "Кот" (жизнь) и "не кот" (смерть) - вместе и одновременно. Чистейший простор неопределенности.
Жизнь: непредсказуемое чередование и неуловимо кратковременная фиксация статусов, точечная последовательность символов. Символ: ясно видимый и четко осознаваемый концепт смысла/смыслов, обладающий реальной властью. И "гибель-поражение" всего лишь последний концепт, последний символ…

Смерть же есть сам процесс чередования, перестановки символов. Сокрушение узлов фиксации. Круговой цикл фрагментации и дефрагментации информационных (управляющих) структур. Созданию нового знака предшествует сокрушение старого. Перед тем как завязать новый узел необходимо развязать старый. Распутывание, разрешение от уз.

Разрушение создает порядок, порядок разрушает.

Законы Вселенной таковы, что обретается могущество только вблизи смерти, спасение рядом с гибелью; сияющая вершина соседствует с зияющей пропастью. Жизненный пик – геометрический треугольник, образованный наклонными плоскостями подъема и, одновременно, падения. Подъем и падение взаимно предполагают друг друга: одно без другого невозможно. Подъем - активный оборот падения. Действительная высота полета и потенциальная глубина падения растут прямо пропорционально.

Для того, чтобы подняться вверх, требуется увеличить глубину падения вниз. Только так. Противоположности родственны друг другу.
Есть прямое движение от крайности к крайности.

Победа - обуздание беды. Победа в том, чтобы оказаться поверх беды. Задача власти заключается в подчинении беды, этой подосновы победы. Рабы в ужасе бегут от беды и поэтому она настигает их. Господа же алчно стремятся к ней ("иду на вы"): она - их жнивье, их подножный корм.
Власть попирает беду. Она падет, если потеряет свою единственную точку опоры. Нет беды - нет власти. Власть там, где утрата жизни. Увеличение власти достигается через увеличение смерти.

Господа играют в свою смерть и в смерть общую. Кидают монету смело. Круговращение вероятности орел-решка и образует силовой вихрь реальности.

Жизнь - сверхценность, и тот, кто имеет мужество поставить ее на кон великой игры, претендует на великий выигрыш. Нет выше ставки, чем жизнь. Готовый проиграть все, получает все или теряет все: одно из двух. Вселенная вынуждена ответить на этот отчаянный вызов. Таков путь господства: сообщничество с главенствующей силой мироздания - смертью.

Вся формула земного могущества целиком и полностью заключается в целенаправленном разрушении жизненной материи. Преобразование бессмысленных глыб земного вещества в нечто ценное и значимое, претендующее на Вечность, на Абсолют.

Метаморфоза и трансформация осуществляется силами избирательного уничтожения.
Распад до пустоты – вот энергия жизни, опустошение - вот ее действие. Энергия = расщепление = смерть.
В пульсирующей сердцевине жизни – смерть.

Да, вот она, эта таинственная сила Жизни – Смерть...
"Пустота" и "Ничто" восточной философии, физический вакуум современной науки.
УНичтожение.

Смерть - отторжение жизненности, изъятие вещества. Исходящая мощь бытия.
Цель отторжения – произвольное перемещение энергии и материи в пространстве и времени. Энергия заточена в знаках, сила свернута в символах. Энергии аккумулируется в транспортных узлах власти (только она имеет право переводить ценности в знаки и наоборот - знаки в ценности).
Власть: монопольное распоряжение жизненной силой - смертью (семиотическим полем реальности).
Процесс смерти и процесс власти одинаков по своей природе  -  Великая Трата.

Жизнь как имущество, смерть как пользование им. Бессмысленно имущество без его пользования. Бессмысленна жизнь без смерти. Смерть – ядро смысла, жизнь - его хрупкая скорлупа.

Минус на минус - аннигиляция отсутствия. Полнота жизненного присутствия достигается умерщвлением жалкой плоти бытийной относительности. Сбрасывание грузной обузы. Сжигание житейского хлама. Отсечение лишнего из глыбы мрамора, как мудро заповедовал старик Микеланджело.
Искусство: ремесло осмысленного разрушения, приведение мира к состоянию упорядоченности силовыми методами. Искусство разрушает ветхие ментальные и эстетические структуры, его средство выражения - оружие, его форма - полигон.

Упорядочивание выражается в структурировании энергетических отношений, насильственной актуализации мирового вещества. Порядок исторгает жизненную силу и приводит тем самым к гибели форму ее содержащую.

Что не исчезает, того не существует. Исчезновение - процесс осуществления. Уничтожение - процесс бытия.

Порядок власти живет гибелью: нет гибели - нет власти. Упорядочивание: поток истребления. Порядок: лафет, ствол и жерло пушки – машина направленной расправы. Пустить в расход – такова жизненная задача любой власти. Наводящий порядок на реальность разрушает реальность. Самый действенный способ совершения убийства – это утверждение порядка.

Господа наводят порядок, но сами не желают быть внутри его. Они выше системы пользования, вне оков принуждения. Чем выше степень иерархии, тем меньше порядка. На самом верху правит бал хищная случайность. На вершине мира головокружительное буйство возможностей, жестокий произвол неопределенности. Вихрь вероятностей – это и есть сама стихия могущества.

Вариативный реактор. Чет и нечет. Черное и белое. Ноль и единица. Пан или пропал. Жизнь и смерть.

Да, мы существуем, мы пригвождены к жизни. Жизнь – наша данность. Смерть нам не принадлежит, увы. Мы только можем войти с ней в союзнические отношения. Тогда она станет нашим самым верным оружием. Наше отсутствие станет силой нашего присутствия.

Люди делятся на тех, кто стал сообщником смерти, и на тех, кто был порабощен ею.

Смерть медленная от истязания и истощения была и остается уделом подневольных рабов. Порода пользования. Сверху назначенный и приуроченный труд; корпоративное ярмо; все виды государственной повинности; жертвенное замещение в войнах и катастрофах – вот качественные признаки человеческого расходного материала.

Извлечение лучистой энергии из темного косного вещества народных масс посредством обогатительного цикла. Огонь из добытого и нарубленного угля. Экстракция атомной энергии из урановой руды. Принуждение к распаду.

Рабы - это те, к которым применяют обширный инструментарий смерти, а господа – те, кто его применяет.

Государство – апофеоз господства. Чем больше государственности, тем, по определению, больше разрушения. Идея державности есть, по сути, идея гибели ради гибели.


Все инстанции подчинения оперируют силами гибели, силами отторжения жизненности. В этом смысле нет принципиальной разницы между государством, религиозными структурами, социумом и коммерческим предприятием. При их целенаправленном объединении (при всех формах теократии, империализма, социализма и госкапитализма etc) сосредотачивается и гибель. Разобщение гибели достигается разобщением власти.
Но власть невозможно разделить: она или существует в единстве или ее нет вообще. Она, ради спасения своего, может принять образ разделенности, видимость фрагментации. Облачное роение символов. Таков самый адекватный путь могущества. Тайное сообщничество, выраженное в едином программном коде. Подняться на уровень замысла, неподвластного физическим процессам - таков единственный способ сохранения и приумножения власти. Власть реальная скрывается за завесой конвенциализма, за ширмой формальности. Чем выше уровень формализма официальных структур, тем могущественней власть закулисная. Могуществу тесно внутри узких схематических рамок официоза и оно уходит вглубь, за сцену.
Поэтому власть не равна государственности. Государство выступает как система помпезной бутафории, торжественное нагромождение театрального реквизита. Открытые пустые пространства губительны для власти. За пыльными складками кулис замышляется интрига. Нанятые актеры исполняют написанные роли, приковывая внимание зрителя и тем самым его самого. Нельзя освободиться от лицедейства, поскольку оно эфемерно. Нельзя пронзить туман, нельзя разрубить химеру. Иллюзорность лишена субстанции. Повстанец борется с собственным фантазмом, со своим воображаемым, то есть с самим собой. Одурманенный мороком наносит удары самому себе. Подчинение возможно только в пространстве нереального.

Настоящая власть управляет издалека и исподтишка. Она надежно защищена панцирем иллюзии. Только грубая и примитивная власть, узурпаторская, рожденная волей случая, подчиняет демонстративно. Что движет ее к этому? Мания определенности.
Тут парадокс: власть, двигаясь к системе предопределенности, изменяет собственной природе и поэтому погибает.

Власть крепка и могущественна своей готовностью к смерти (управлять чужой смертью можно лишь посредством собственной). Чуть только эта готовность уступает место бессмысленной и маниакальной жажде жизни, так она сразу же становится обреченной на уничтожение. Право на власть утверждается трудной и опасной борьбой на самом краю жизни и смерти. Отойти от края, значит отказаться от права на власть. Кто испугался и сошел с острия бритвы Оккама, тот выбыл из игры, тот стал лишним. Если одни утрачивают свое право, то приходят другие - те, кому есть что предъявить на этом великом ристалище жизни и смерти.

 Отдающий свою жизнь выигрывает, отказавшийся от своей смерти терпит поражение.

Дикие варвары-вандалы одерживают верх над высокоразвитыми обществами, гордящимися богатой рафинированной культурой, тонким изощренным опытом государственности, мощными финансовыми и информационными ресурсами. Образованный горожанин погибает под ударом топора примитивного дикаря. История знает.
Почему так происходило и происходит? Слишком много жизни накопилось, слишком мало смерти осталось. Много материи, но мало энергии. Слишком много стало горючего вещества в топке, и огонь теперь еле тлеет, постепенно угасает. Развилась и распростерлась опухоль вещественного изобилия.

Новообразование - это безудержный бег к веществу. Рак - это панический побег от уничтожения. Злокачественная полнота. Опухоль удушения.

Происходит остановка реакции расщепления и постепенное затухание жизненной энергии. Отказ от смерти приводит к гибели. Приходит вандал-разрушитель и сжигает больные слабые клетки. Внешняя жестокая радиационная и химическая терапия это попытка восполнить внутренний недостаток смерти.
Если она не удается, приходит хирург со скальпелем или палач с топором...

Вандализация государства имеет ту же цель, но и тут происходит катастрофа: с безудержной щедростью тратится жизненное топливо и огонь затухает.

Переизбыток или недостаток жизни приводит к недостатку или переизбытку смерти. Жизнь заканчивается потому, что заканчивается смерть.

Лестница в небо

Что бы мы ни делали, мы участвуем в системе. Работаем ли на нее, боремся ли с ней - совершенно без разницы. Так или иначе льем воду на ее мельницу. Безысходное круговращение. Почему? Да потому, что участвуем в навязанной ею рациональности, в ее пользовательском интерфейсе.

Гиблая топь обусловленности. Дурная бесконечность барахтанья в вязкой вонючей жижице.

Бессмысленно бороться против системы, которая сама инициирует борьбу против себя, которая сама управляет попытками своего уничтожения. И успешно оборачивает вспять любое враждебное усилие: борьбу на борьбу, уничтожение на уничтожение.
Симуляция побеждает реальность. Мираж скрадывает действительность. Потуги оказываются тщетны.
Героический пшик.

Выход возможен только в отказе от этой рациональной модели. У государства два могучих врага: сверхрациональность (прагматический средний класс) и иррациональность (визионеры и духовидцы). Нивелировать избыточную важность государственности, обесценить ее спекулятивное значение способны только индивидуализм и трансцендентность, Личность и Абсолют. Движение вверх по иерархической спирали силы, навстречу нисходящей властной воли.
Метод освобождения именно таков, иной невозможен.

Как пример... Помните все эти драматические истории с тоталитарными сектами? Много читал по проблеме, много размышлял, и вот какая мысль поразила меня в то время... Боятся сектантства государевы люди, опасается само государство. Это было очень заметно: бравые прокуроры, судья, милиционеры столкнулись внезапно с неведомой темной силой и покрылись мелкими мурашками, охолодели душой. Суеверный мандраж напал на суровых охранителей. Дело даже не в безусловной криминальности (она как раз на руку режиму) сект, а в неком структурном диссонансе. Непонятно как бороться с параллельно выстраиваемой иерархией. Все равно что пытаться голыми руками ухватить и вытащить за острие клинок, прочно завязший в дубовой колоде (рукоять недосягаема).

Заметьте, однако, что все секты прекратили свое существование сугубо по внутренним причинам (потеря паствы вследствие дрязг за власть и доходы среди руководства и пр.). Государство (ФСБ рука об руку с РПЦ) лишь зачищало остатки.

Почему так было? Сектанты ушли в недосягаемые уровни смысла, туда, где бюрократия и чиновничество ничего не значат, поскольку их там попросту нет, как нет уж и самого государства. Ушли из идеи фикс государственности, вот в чем соль. Выползли тишком-молчком из-под покосившегося громоздкого шкафа государственности, и начали куда-то вверх карабкаться, нагло и безнадзорно. Непорядочек.
Ушли в фантазмы, ушли в шаманство, ушли в автохтонные глубины бессознательного. Государство совершенно бессильно, когда на него просто-напросто не обращают внимания. Государство рушится, когда оно - ноль на палочке.

Внимание - процесс поглощения субъекта объектом. Внимание - процесс отдачи умственной энергии. Нами может управлять только то, на что мы постоянно обращаем внимание.
"Бездна  притягивает заглядывающего в нее".

Возникла новая инстанция подчинения. Возникло соперничество ценностных вертикалей. Властная вертикаль опирается на плоскость горизонта (население, ресурсы и инфраструктура) и пользуется ей.
Чем меньше в подсистеме пользования горизонтальной плоскости и больше вертикальной, тем меньшей устойчивостью обладает структура подчинения и подавления, тем все более и более сужается операционное поле государственности.
Воистину, как можно усесться на стену?

Выход из-под подчинения возможен только в движении вверх по вертикальной плоскости, т.е. в приобщении к иерархии силы.
Захват верховенства, подчинение иерархии.
Уже вопрос вторичный, какова природа этой иерархии... Капитал ли, знания и умения ли, а может быть, вера и святость. Любая вертикаль обладает оружием. Тем более сакральность. Даже имитация сакральности может быть смертельно опасна.

Начали люди строить лестницу (пусть шаткую-валкую, но лестницу) в небо, и властная вертикаль зашаталась.

Если государству технически сложно совладать даже с профаническими и преступными структурами, так что уж там говорить про структуры, находящиеся на уровне более высокого порядка...

Настоящая вера целиком и полностью поглощена вопросами жизни и смерти, что ей навозный жук государство. Мелочь пузатая мельтешащая, пошлое средоточие суеты. Чувствует государство угрозу своей обесцененности, и поэтому со страхом приглядывает за делами веры, стремясь к контролю и управлению.
Уподобить, заземлить, растлить, оковать...

Старается государство соблюсти монополию высоты. Но по сути государственная власть лишь создает (да и то не очень умело) видимость вертикали. На самом деле она есть плотное напластование вещей ничтожных и низменных.

Гора праха. Силосная куча.

Тем и опасно соперничество в иерархии: а вдруг кто-то действительно окажется выше?

Возвращаясь к терминам и понятиям Бодрийяра, можно вслед за ним утверждать, что власть только потому могущественна, что осуществляет акт дарения, в котором и заключается превосходство. Процесс дарения всегда происходит сверху вниз. Даритель выше одариваемого. Вот причина вознесения государства над населением. Так, именно так происходит построение вертикали могущества. Так возникает верховенство. Сначала дается милостивое позволение жить (повеление не умирать), затем предоставляется защита и помощь. Щит и корыто. Охранительный собес. Мудрый русский язык сохранил много примеров этого явления (слова "получка", "дача" и др.). Слово "жалование" одно чего стоит...

Право брать государство получает лишь потому, что население не может или/и не хочет вернуть назад полученные "блага". Чем больше задолженности, тем больше взыскания. Чем больше принято, тем больше отдано. Чем больше отдано, тем больше нужды, т.е. потребности в одаривании. Бесконечный цикл. Голод рабов кормит господ. Рабы приучены лакать из низкой миски.
Миска с похлебкой - лучшее средство контроля.

Власть не только не заинтересована в окончании страдания, но и всячески его увеличивает, стимулируя трагедию. Чем глубже яма, тем больше награда для "спасателя". Беда есть промысел государства.
Здесь также есть интересный момент: власть, как и любой монополист, осуществляет обмен с колоссальной выгодой: мало за много и плохое за хорошее. За посредственный товар государственности берется полновесное золото свободы.

Вырваться из долгового ярма возможно лишь вернув назад дары защиты и помощи. Для чего необходима защита и помощь? Для жизни. Средства существования оборачиваются инструментами контроля и управления. Защита и помощь вытесняют смерть. Дарующий жизнь управляет ею. Вернуть себе право на собственную жизнью можно лишь вернув себе право на собственную смерть.
Право на жизнь равно праву на смерть.

Смерть - трата жизни. Смерть есть жизнь жизни, процесс ее расходования, выход силы. Только владелец сокровища волен тратить его безнадзорно и безнаказанно. Каждый свободно тратящий жизнь свою - единственный  хозяин ее. Выменять у досель свободного индивидуума его право на трату (смерть) собственной жизни за лживые посулы помощи и защиты – вот цель власти. Могущество - суть операционализация смерти.

Власть образуется в процессе дарения, навязанного дарения. Поэтому власть так угрюмо и исподлобья взирает на иные независимые источники даров и благодеяний. Иной даритель - иная вертикаль, иное господство. Будь то Бог, Мамона-капитал или Информация. Поэтому так ненасытно алчет государство поглотить Бога, Капитал и Информацию.

Власть хочет тратить чужие жизни и поэтому забирает чужие смерти.
Господство - менеджмент истощения.